В Московскую область пришла осень. Солнечно, тепло, но под ногами уже ковер из опавшей листвы. Руководитель дома для инвалидов Елена идет в направлении возводимой на участке постройки, окидывая территорию привычным хозяйским взглядом.

— Если получится подвести туда коммуникации, организуем столовую — рассказывает Лена. — Если с этим не сложится, то разделим ее на две части: мастерская и временный изолятор для больных людей, которых я не могу пустить в дом.

В доме не осталось мест на первом ярусе кроватей. Оттого и нужна пристройка — чтобы освободить часть площади в доме. Это сейчас архиважно.

Строительство ведут сами жители — пожилые люди, инвалиды. По этой причине оно идет медленно. Дощечка за дощечкой, кирпичик за кирпичиком. Шаг за шагом. Хотя некоторые добровольные труженики и не особо-то могут шагать. На финансирование стройки, кроме целевых пожертвований благотворителей, идут и личные деньги самой Лены и медсестры Александры Витальевны.

— Хы, сюда закопаны наши пенсии, моя зарплата, да и некоторые насельники свою денежку дают. Добровольно. Никто не заставляет. У нас ящичек в доме стоит, кто хочет — кладет туда сколько пожелает.

— Зачем?

— Затем, что это единственный и последний дом для этих людей. Вот зачем.

— Это страшно звучит.

— Страшно, когда людей со сгнившими ногами привозят. С болями 24 на 7, когда человек постоянно стонет. А когда живой мертвец, никому не нужный, расцветает и у него появляется стимул жить, это не страшно, а прекрасно, ты не находишь?

Я помню, как здание бывшей сельской школы в Кульпино выглядело еще два года назад, когда радостный Емилиан взволнованно говорил, что, похоже, у инвалидов «Ноя» появится собственный дом! Дом был заброшен, вокруг был заросший пустырь. Сейчас здесь ремонт, аккуратный забор, по назначению использован практически каждый метр небольшого участка.

— Роем ямы, делаем погреба, блиндажи, укрепления. Готовимся, видимо, к войне! — шутит Лена.

Есть огородик и даже разводят скот. Без лишнего шума… Хотя он, этот шум, сейчас очень нужен как дому в Кульпино, так и всему «Ною».

В бюджете не собраны деньги, чтобы перезимовать. Пандемия ковида и цепочка событий после нее привели к тому, что приютская копилка почти пуста. Куда-то делись трудоспособные мужики — главная из опор, на которых раньше держались такие дома, как вот здесь в Кульпино. Сейчас остается рассчитывать лишь на пожертвования, но грядущую зиму, похоже, на них не прожить.

Этот дом топится дровами. Дрова нужны регулярно, много. Еще здесь большие счета за электричество — каждый месяц «нагорает» на 20 тысяч рублей. Если расходы сложить, полученная сумма отпугнет всех желающих помогать, потому собирают на каждую статью расходов отдельно — свет, вода, отопление, памперсы, лекарства, зарплату сиделок (безумно тяжелый труд!), стройматериалы. И по каждой статье руководитель терпеливо выслушает желающих оказать помощь, пояснит, ответит на каждый вопрос.

Здесь проблемы с техникой — например, есть целых три МФУ, но одно вообще не работает, другое сканирует, но не печатает, третье печатает, но не сканирует… Лена и социальный работник дома «бегают» от одного к другому. Компьютеры тут середины 2000х — работать на таких пока еще можно, но уже, конечно, трудно.

— Мы еще в лучшем положении, чем другие дома, например егорьевский! — говорит Лена. — У нас-то хотя бы дом свой, а там аренда. Им совсем тяжело, как бы вообще за забором с котомками не оказаться.

Как подобает действительно сильным людям, Лена не любит рассказывать о своем трудном прошлом; о том, как сама после четырех десятков прожитых лет, еле ходящая, оказалась на улице. Секретничает она лишь с подопечными, показывая свой пример, в терапевтических, так сказать, целях. На публику не выносит. Зато с удовольствием говорит о людях в доме, с гордостью показывает, как они крепчают, живут и трудятся, как идет работа — восстанавливаются документы, присваиваются группы инвалидности, оформляются пенсии.

— Летом привезли человека, очень тяжелого. Удалось поставить его на ноги, он начал потихоньку ходить. А на днях, когда мне резко поплохело, он за мной ухаживал — помог сесть, принес воду, лекарства. Семья…

Лена готова бесконечно рассказывать о работе с этими непростыми людьми. И с большой, совсем не показной, благодарностью — о жителях деревни, соседях, которые поддерживают чем могут. На днях должны приехать представители местной администрации, их очень ждут. Будет «день открытых дверей».

На вечернем собрании — молитва, обсуждение текущих вопросов и подробные инструкции, какой у кого завтра фронт работ. После собрания мы стоим на пороге дома, в котором даже самые угрюмые и неприветливые люди со временем «оттаивают» и меняются в лучшую сторону. Мимо нас шустро проезжает на коляске один из жителей.

— Когда к нам его привезли, у него не было ни коляски, ни даже чистой рубахи. Уже сделали ему паспорт, группу, помогли в оформлении пенсии. Нашли его жену и дочь, они сейчас общаются. Все непросто, ведь в жизни-то он куролесил еще как! Но процесс все-таки пошел. Хорошо если помирятся и он вернется в семью. Ну а нет, так у нас будет свой век доживать. Если наша община, вообще, конечно, выживет.

— Очень на это надеюсь! — пытаюсь изобразить в голосе надежду.

— А мы не только надеемся, мы еще и работать не забываем! — улыбаясь, ответила Лена. — Тем, в общем-то, и живы…

P.S. В приюте сейчас живет 87 человек — тяжелобольные, инвалиды.