Недавно мы рассказали историю Сергея — мужика, у которого рухнула жизнь: лишился работы, лишился жилья, остался ни с чем, запил. Его заметил «анонимный алкоголик», выступивший в роли волонтера: поговорил с ним, позвонил нам — и так вот все и срослось.
Сергей в первый день у нас и Сергей после месяца в нашем приюте — будто два разных человека. Режет по дереву (и хорошо получается, он действительно мастер), улыбается, шутит. Месяц назад все было совсем иначе: запуганный, скованный, замкнутый человек, растерянно всматривающийся себе под ноги. Он стал частью общины, членом большой семьи. Как приживаются и другие: старики, инвалиды, беременные женщины, матери с детьми. С ними происходят похожие метаморфозы. Они меняются.
Женщины, желавшие сделать аборт и продолжать безответственную жизнь, привязываются к своим детям, учатся быть матерями. Старики, брошенные родными, чувствуют себя нужными, и это дает им силы сопротивляться болезням и жить дальше. Подопечные социальных домов ездят со своими поделками на ярмарки и даже занимаются творческой самодеятельностью!
Бывший пожарный сейчас ездит по нашим домам и проводит тренинги по пожарной безопасности. Бывшие электрик и сантехник снова вернулись к работе по своим специальностям. Бывший строитель, предприниматель, лишившийся всех накоплений и ставший инвалидом, собрал бригаду из «товарищей по несчастью», которая сделала прекрасный ремонт в Клеменовском доме. Бывший театральный режиссер руководит группой мастеров-керамистов и написал сценарий собственной пьесы, которую мечтает поставить. Бывший столяр и его ученики освоили небольшое производство складных стульев и скамеек. Инвалид-колясочница и незрячий человек сами шьют прекрасные коврики. Продукты и одежду по нашим домам развозят тоже наши «ноевцы», с правами и водительским стажем. И руководят приютами бывшие бездомные, прошедшие путь от рядовых рабочих. Часто у нас люди находят друг друга, создают семьи. Рождаются дети.
Нормальные люди, ведущие нормальную жизнь — только не самостоятельно, а в общине. Без нее — сложно. Как метко сказал бывший руководитель одного из домов: «Когда есть слабость, а ты один — ты жалок, ничтожен, рано или поздно сдашься. А когда мы вместе и нас много — мы сила!» Любой может уйти — и многие, встав на ноги, уходят. Кто-то потом возвращается, кому-то удается наладить самостоятельную жизнь, а чьи-то судьбы нам неизвестны.
Дома «Ноя» открыты для всех, кто согласен с главными правилами — трезвость и труд. Мы говорим с людьми — объясняем, почему это важно; терпеливо доказываем, что здесь не рабство или секта. И подопечных становится все больше: 750, 800, 850, почти 900 — рекорды падают один за другим. Численный перевес — на стороне старых и немощных (кроме нас, таких людей берут немногие организации, и в малых количествах). Это трудоспособные мужики имеют возможность выбирать, куда пойти. Они почти все разобраны — таких бездомных на улицах почти не осталось. Новых забирают сразу — в Москве и области уже почти 1000 квартир и домов для рабочих. А старики и инвалиды? Не попади они разными путями к нам, многих уже бы не было в живых.
Есть две модели работы с бездомными людьми: оказание услуг на улице (кормление, выдача одежды, покупка билетов домой и т.д.) и та, которую выбрали мы — создание домов трудолюбия по модели Иоанна Кронштадтского. В последнее время любая риторика вокруг этих двух подходов к работе приводит к «перекрестному огню».
Нас критикуют, эффективность нашей работы подвергают сомнению, а преображений бывших бездомных людей в домах «Ноя» будто не замечают. Говорят, что в общинной жизни нет перспектив. Говорят, мы не «низкопороговые» (не принимаем тунеядцев). Напряжение в отношениях с некоторыми коллегами перерастает в настоящую конфронтацию. Быть может, у нас с ними просто разные цели? Их цель — оказывать больше услуг на улицах, а наша — людей с этих улиц забрать (и изменить их образ жизни с пьяно-тунеяднического на трезво-трудовой). Если вчитаться в последнее предложение, то многое станет ясно…
