0:20 ночи. Ярославский вокзал. Подана под посадку последняя электричка в сторону Фрязино. К ней устремляется горстка полуночных пассажиров, а мой взгляд сразу отмечает группку из трех людей. Без лишних штрихов к их портретам понятно, что это бездомные — очень тепло одеты, в каждой руке по большому пакету, двое хромают. Они направляются в эту электричку, чтобы в ней поспать. Если на таких людей направить камеру или телефон, они отказываются разговаривать, начинают отворачиваться и бурчать в ваш адрес не самые цензурные слова. А без камеры, но, например, демонстративно закурив сигарету, есть шанс вывести их на разговор.
Но не о курении речь (это точно не то, что стоит подчеркивать), а о самих бездомных. Тех, которые на улице много лет и принципиально не хотят идти в приюты и как-то налаживать свою жизнь. Мне стало интересно их послушать… И в ответ на просьбу «угостить сигареткой» я предложил пачку, но с условием краткого, если можно так сказать, интервью.
Ко мне подошла, как выяснилось, женщина. Одета она была так, что поначалу я ее принял за мужчину — бесформенные спортивные штаны, пуховик и шапка, очень низко опущенная на лоб (практически до уровня глаз). Даму неопределенного возраста (тут разброс может быть очень большим, лет так между 30 и 50) звали Светлана. Здесь и далее будет только пересказ слов этих бездомных, об их правдивости можно только догадываться.
Светлана на улице восемь лет. Москвичка, родилась и выросла в районе Щукино. От умерших родителей получила в наследство квартиру, которую «отжали черные риэлторы». Двенадцать лет проработала в средней школе преподавателем географии. Работы лишилась где-то на год раньше, чем квартиры. Потом жила с мужчиной, который, правда, вскоре умер, а из квартиры она была прогнана его детьми. Начался восьмилетний уличный стаж — пьяные квартиры, подъезды, вокзалы, даже теплотрассы. Где только Светлана не ночевала. Документов у нее сейчас нет — паспорт украли два года назад и с тех пор восстановить его она не пробовала. В трудовые дома она не хочет — считает, что достаточно уже отпахала в своей жизни. Да и трудиться уборщицей или посудомойкой для нее слишком низко. Недостойный труд, ведь у нее высшее образование. И жить по распорядку дня, «как на зоне», ее не прельщает.
А на улице ей нравится. Вольная жизнь, ни к чему не обязывающая, насыщенная знакомствами и приключениями. Ночует Света где хочет — говорит, что под настроение может сходить привести себя в порядок, помыться, накраситься и уехать с каким-нибудь понравившимся мужиком. Очень долго и в красках рассказывала, как весело проводила время с африканцем в огромной квартире на Краснопрудной улице (совсем недалеко от площади трех вокзалов). Ну а так всегда есть разные «вписки», а на худой конец — ночлежка на Иловайской или ночная электричка, как сейчас. Деньги Света просит у прохожих (у нее есть свои уникальные «приколы», которые очень в этом помогают). Естественно, она знает места, где можно поесть и получить чистые вещи. Она удивилась, услышав, что кто-то считает, что бездомным трудно прокормиться и обзавестись одеждой. «В Москве-то? Фантастика! Врут!» — рассмеялась она. Вот с уютным ночлегом, конечно, сложнее, но она каждый день без проблем находит варианты. А вот на что жалуется — климат и иногда встречающиеся ей на пути жестокие люди. И в больницу без документов сложно попасть. Света прихрамывает, часто кашляет и густо сплевывает. У нее много болячек и осталось ей жить, по ее мнению, совсем недолго, «потому нужно отрываться по-полной».
Рядом с ней все время крутился один из ее спутников — мужчина посматривал на меня с явной неприязнью, а на Свету — таким как бы хозяйским взглядом. Я так понял, что на эту ночь у него есть на нее планы. Мужчину звали Александр. Он согласился разговаривать только при условии пополнения его номера Билайн на 150 рублей — столько нужно, чтобы вывести баланс из минуса (правда, все равно был немногословен). У него была бурная жизнь. Впервые приехал в Москву с Урала, где отбыл большой срок в исправительном учреждении. Квартира отошла первой жене с ребенком. Потом был второй брак, уже в столице, но не сошлись характерами, собрал вещи и ушел. Бесцельно валандаться надоело, захотелось серьезного дела и денег. Итогом снова стала тюрьма. Откинувшись, Александр снова бродяжничает — уже около года. Но в этот раз он нашел себе дело по плечу. Опираясь на свое тюремное прошлое, он добывает деньги в виде процентов от немощных бездомных — в основном колясочников. Он «охраняет их, чтобы ничего не случилось», а они за это отдают ему часть собранной милостыни и еды. Сам с протянутой рукой не стоит — не для того рождался и проходил зоны, чтобы так унижаться. С виду Александр очень крепкий, косая сажень в плечах. Если честно, было страшновато находиться рядом с ним. Этот мужчина вполне мог бы зарабатывать себе на жизнь честным трудом, но о работе на дядю для него не может быть и речи. Говорит, что с трудом сдерживается от желания снова «побеспределить», покуражиться, ведь жизнь одна. Тюрьмы-то он не боится.
Второй мужчина передвигался с заметным трудом. От него исходил очень резкий запах. Как он поведал, гниют ноги — трофические язвы от колен до щиколоток. Его имя Иван, возраст 56 лет. Бежал из Беларуси в Россию из-за больших долгов. Жилье утратил. Не помнит, сколько времени находится в Москве, но говорит, что не меньше пяти лет. У него туберкулез, цирроз печени и пораженные язвами ноги. Профессионально попрошайничает в электричках — передвигается по вагонам, рассказывает пассажирам о своей нелегкой доле. Гордится, что на ярославском направлении его знают все контролеры ЦППК и ППСники. Билеты покупает только на вход, чтобы открыть турникет, а в составах его никто не трогает. Ночует тоже в электричках, ведь там всегда тепло и ночью можно спокойно сходить «по-большому» в туалет. Отсутствие комфортабельных туалетов — единственное, чего Ивану не хватает в Москве. Те уличные кабинки, которые можно открыть, очень маленькие, неудобные и холодные. Иван каждый день посещает несколько кормлений: он показал смятый листок А4, где записаны адреса и время, когда нужно туда приходить, а также «Справочник бездомного» (у него свежее издание). На робкое замечание, что хотя бы туберкулез нужно пролечить, отмахнулся — какая разница, все равно жизнь не вечна. О том, что есть разные приюты, он слышал, но отношение к ним у него равнодушное — что они есть, что их нет. Он человек вольный… Александр сказал, что они со Светланой пересеклись с Иваном только чтобы выпить (у него в пакете целых восемь банок крепкого пива!), а так они его не уважают — неопрятный и вонючий, но зато у него всегда есть выпивка.
Я сказал им, что скоро в центре Москвы, недалеко от Савеловского вокзала, должен открыться приют, где можно будет жить без каких-то обязательств, и спросил, пойдут ли они в такой. Света сразу ответила, что «если не будут капать на мозги, заставлять работать, молиться и позволят выходить на улицу», то зимой она бы пришла. Иван сделал вид, что вообще ничего не слышал, а Александр махнул рукой — «сказки это все, таких приютов не бывает, он еще бы сказал, что бухло будут сами наливать» — и командным голосом приказал товарищам поторопиться, а то электричка скоро отправится.
Наша троица — богатырь Александр, веселая кашляющая Света и еле успевающий за ними хромой Иван — направились в вагон. Там они сразу стали «обживаться» — расставлять свои многочисленные пакеты, а Иван вышел в тамбур и встал в характерной позе, справляя малую нужду. Электричка поедет во Фрязино, там «отстоится» несколько часов и ранним утром проследует обратно на Ярославский вокзал. Таким образом, у героев рассказа будет почти пять часов безмятежного сна, после чего они вернутся в привычное место. Удобно.
Сколько еще они смогут бродяжничать? Сложно дать точный ответ, но определенно недолго. Особенно это касается Ивана, у которого уже гниют конечности. Пока он еще может ходить, сколько-то проживет, а дальше счет пойдет уже на недели, а то и дни. Но им действительно нравится такая жизнь, да и другой, нормальной в общепризнанном понимании, они не видели уже очень давно. Даже если их возьмут в какой-то приют, где не нужно работать, долго они там не продержатся (ведь сомнительно, что им дадут совсем полную «вольницу» со свободным входом-выходом и толерантностью к алкоголю). Невозможно их вынуть из этой среды, они просто не дадут на это согласия. Но за тот, пусть недолгий, срок, что отведен им в жизни, они могут причинить окружающим достаточно вреда…
К счастью, «идейных» и просто психически нездоровых бездомных — меньшинство, и увидеть их можно не столь уж и часто. Большинство же бездомных отнюдь не тунеядцы, как принято считать, и они оседают в трудовых домах (периодически, правда, оттуда уходя, ведь душа требует праздника, но все равно лучше так, чем как было еще в 00х, когда все слонялись по улицам). А «идейным» если как-то и можно помочь, то только с деятельным участием государства, но оно пока их старается «не замечать», лишь разгоняя с центральных улиц во время проведения больших мероприятий…